Рассказывает Сергей Мисеев, город Москва.
Доехал в Путтапарти с приключениями. Если бы не мои быстрые ноги, громкий голос, взывающий «Бриндавана! Бриндавана!» и снисходительность охраны в аэропорту Мумбая я бы не доехал, учитывая, что каждый мой рейс был задержан. Саи Баба утром въезжает в закрытом красном авто. Первый раз я видел только его темный силуэт за окном. Он такой маленький, что видна только копна волос и все. Проезжает мимо и идет в мандир, это весь даршан.
Вечером демонстративно отвернулся от мужчин и ушел к женщинам. Кто-то там без микрофона долго толкал речь, потом они стали петь. Баба взял кресло и ушел на дальний конец, сел и повернулся спиной в нашу сторону. Я чуть не уснул — спал всего 2,5 часа. Проснулся — протолкался во внутренний мандир — самое священное место. Там алтарь, две большие иконы Бабы и Ширди и его кресло, стоящее на знаменитой тигровой шкуре. Тихо и прохладно.
На следующий день встал в 4:00. Утром попал в 5-ю линию. Когда Баба проезжал на авто, увидел близко его лицо. Я сложил руки и помахал ему, а он в ответ ручкой покачал. Пока он объезжал мандир всего два раза ручкой качал — один мне достался, чему я очень рад. Внезапно Баба сел в кресло и мы его лицезрели долго, минут 15−20. Даршан закончился. Со мной случилась истерика. Слезы текли ручьем, но когда ощущение разлуки прошло, успокоился. Сейчас хорошо. Даршан получился отменный, удалось его лицо разглядеть. Днем куча народу, места нет.
В городе индусы затюкали, все просят что-нибудь купить. Когда меня раз пять надули, кажется, научился торговаться. А то все время какие-то подозрительны налоги, то поборы, то чаевые. Спасибо, что в ашраме денег не просят. На площадке перед деревом желаний народу мало. Я два раза в колокол позвонил. Там, на вершине, очень ветрено Прохладно, приятно сидеть, глядя на окрестности Путтапарти. Пещера, где Баба прятался, маленькая и темная. Туда все время японцы лезут фотографироваться.
На праздник поставили мониторы, теперь его снимают через каждые 20 метров. И большой экран для проектора. Среди почетных гостей премьер-министр Индии господин Видшпаи. Все готово к Шиваратри. Это одно из наиболее драматических, впечатляющих и фантастических событий в моей жизни. Баба оделся в ярко желтое платье. Первый час пара студентов неподражаемым гортанным голосом нараспев произносили мантры. Второй был занят бесчисленными выступлениями. Лекторы читали нудно и скучно. Баба сидел как-то тихо, задумчиво, обычную бодрость никак не проявлял. Все время смотрел на потолок, разве что открыто не зевал. Двигался медленно, сидя ни с кем не говорил, почти не двигался. Спустя два часа после начала Баба взял слово. Он выпил воды, кашлянул. Ему придвинули микрофон и он слабым, срывающимся и хриплым голосом пропел стих на телугу. Стоял держась за стол. Выглядел как-то бледно, очень устало. Говорил тихо, с паузами, без обычного задора и энергии. Говорил долго, о Бхарате, смысле праздника, необходимости владеть умом, о Шиве… Через минут двадцать он странно замер, остановившись. Его взор потупился, голова опустилась. Все утихло в напряжении на мгновения, в следующую секунду зал наполнился шумом. Начались схватки, Бабу стошнило водой. Сзади возникли два студента и подхватили его. Баба опустился в кресло. На фоне легкой паники Анил Кумар (переводчик Свами) вскочил к микрофону и начал говорить. Баба пока приходил в себя. Выпивал стакан за стаканом. Его состояние стабилизировалось, кашлять перестал. Зал затянул «О-ОМ». Когда все успокоились, зазвучали баджаны. Баба все время пил. Один стакан за другим. Было видно, что он взял ситуацию под контроль. Медленно начал шевелиться, приводя себя в порядок. Взялся за горло, потер его, потом за грудь, было видно, что он сдерживает боль. В его руках очутился большой платок и Он поднес его протереть рот. Внезапно в платке оказался лингам. Зал взвыл. Все вскочило и судорожно закричало. Буря и шквал эмоций… Время 16:50 (Москва — около 14:30).
Лингам очень большой, полностью золотой. Баба скрыл свой рот платком, чтобы никто не видел как такая махина пролезла через его уста. Обессиленный он сидел в кресле. Его голос был сорван, он не мог говорить. Подошел Анил Кумар и Баба на ухо сказал ему о характеристиках Лингама. Анил громогласно озвучил для всех.
Спели пару баджанов. Баба встал, собравшись уходить. Двое студентов по сторонам фактически подняли его за руки. Он повернулся и рухнул вниз на землю. Он бы так и упал, если бы не расторопность севадалов. Его бережно посадили. Кресло повернули боком к камере. Баба был очень, очень слаб. Создалось впечатление, что он на грани обморока. Вдруг он вскинулся и озорно улыбнулся — мол, здорово я вас разыграл?! Вздох облегчения пронесся по залу. Кажется, Баба был таким, как и прежде. Встал и спел пару баджанов слабым голосом. Потом собрался уходить. Встал. Его опять стошнило водой. Упал вперед. Куча севадалов, человек десять, окружили его, скрыв от посторонних взоров. Баба не мог самостоятельно двигаться. Его подхватили и медленно унесли в комнату для интервью. Зал безмолвствовал. Пока Баба «приходил в себя», пели баджаны. Бхакти очень сильно его поддерживали. Никто не собирался уходить, пока Аватара не предъявят в любом виде. Через минут 20 вышел Анил и объявил: Баба родил еще два лингама!!! Вскоре появился он Сам. Он словно помолодел лет на двадцать. Никакой усталости. Бодр, молод и весел. Энергично произнес зажигательный спич, говорил примерно следующее. Он был вынужден изменить свою физическую форму, чтобы родить еще лингамы. Поэтому скрылся от посторонних глаз. Два других лингама столь необычны, что не подлежат публичному показу. Их рождением Он изменил многое. Прошлое ушло навсегда. У всех присутствующих — изменится жизнь. Прошлого больше нет. Он взял заботу о бхактах, и об их родителях на себя. Он искоренил все болезни, с завтрашнего дня он будет сам полностью здоров. Он всех очень любит, все — его. Навсегда. Забудьте все заботы, вы — со мной, а я — ваш. Он всех очень любит. Последние фразы были произнесены очень, очень тепло и нежно. В них чувствовалась материнская забота и любовь. Слабым, но уверенным голосом Баба спел 4 баджана. Долгий звук «А» он не мог произносить, отчего пение звучало непривычно. В очень теплой и поддерживающей обстановке, в ликующем зале, на фоне овации, он покинул зал. Малиновое авто медленно двинулось к домику возле мандира…
Счастье мое и душевное тепло не передать словами.
На следующий день еле-еле встал 4 утра. Мандир уже забит под завязку. Вокруг и внутри толпы народа. Сплошь и рядом одни индусы. Мне довелось сидеть возле ворот у дальнего входа и глазеть сквозь решетку на ТВ-экраны метрах в 20-и. Теснота неимоверная, я — единственный белый на десятки метров вокруг. Скоро я их всех буду воспринимать как братьев. Малиновое авто появилось в 7 утра. Открылась дверца и Баба появился в обычном оранжевом одеянии. Сам встал и зашагал по веранде. Хромота не наблюдалась. Однако годы берут свое. Он шел медленно, раскачиваясь из стороны в сторону, словно шел в развалочку. Сел в кресло. Ему пропели пару бхаджанов. Саи махнул рукой и принесли микрофон. Речь была очень долгой, около 1,5 часов. Говорил тихо, но вдохновляюще. Каждое слово дышало, каждая фраза призывала. Студенты ловили не то что его слова, его дыхание. Речь шла о садхане, о Шиваратри, о «СО-ХАМ», о божественности. По окончании Баба сел в кресло и оставался в нем неподвижно. Севадалы и студенты понесли прасад. Все вокруг повскакали. Все заволновалось и залопотало на смеси английского и телугу. Одним достался прасад, другим — тарелки от прасада. Крики и возмущения. Сатья Саи сидел тихо. Он отсутствовал. На фоне всеобщего шума Баба пребывал в блаженстве. Его взор был устремлен в невидимые дали, туда, где вечные снега, покой и тишина. Кайлас был его пристанищем, пока люди делили хлеб насущный. Баба оставался божественностью. Мне очень хотелось на него в это время долго смотреть. Я, наконец, узнал в нем родного Свами.
Чем дело закончилось, я так и не увидел. Мне, тихо сидящему в углу белому, достался прасад по полной программе на пальмовом листу рис со специями и липкий сладкий шарик. Половине неугомонных индусов вокруг почему-то ничего не хватило. Толпа отнесла меня в сторону. Старик впереди одной рукой толкал впереди идущего, а второй впопыхах наворачивал рис, видимо боясь не успеть. Я не смог удержаться и засмеялся во весь голос.
Господи, как комичен и причудлив мир вокруг!
Легкая грусть одолевала меня от увиденного, и все же теплая благодать, наполняющая последние дни, не давала моему уму хоть сколько-то омрачиться. Я шел радостный, словно после просмотра детского мультфильма. Очень хочется попасть в мандир вечером и увидеть Бабу рядом. А еду со словами «Саи Шива Прасад» я отдал нищему, одетому в мундир Ширди Бабы. Как ни странно, пришлось долго искать хоть одного нищего в округе. В городе меня остановила богатая пара, попросив попробовать Саи-Прасад, но нищих не было. Нашел его только возле гробницы родителей Свами.
Утром удалось чудом без очереди попасть в середину мандира. Я так радовался: хотелось поближе Бабу разглядеть, и вот счастливый случай. Веранда мандира была видна как на ладони. Баба въехал в своем крытом авто. Стекло было опущено, он щедро раздавал благословения близкосидящим. Свами взошел на вернаду и — о, нет! — утащил кресло в дальний конец веранды. Женщинам его стало не видно. Мало того, он уселся прямо за колонной. Мне оставалось лицезреть только кусочек его платья — левую сторону. Таким образом, его могли видеть от силы несколько десятков человек.
Полтора часа распевали мантры. Долго и скучно. Для нашего, европейского уха полуторачасовое пение было очень утомительно. Я про себя подумал: Баба, неужели нельзя было что-нибудь более интересное? Свами тотчас остановил пение и подозвал мальчика — студента, солиста по мантрам. Студент скорее походил на китайца: белый, с узкими глазами и в очках. Возможно, иностранец, оставшийся в Институте Сатья Саи. Баба проинструктировал его, и тот несколько смущаясь и откашливаясь, затянул необычную мантру с большими гортанными вариациями гласных. Зал зааплодировал. Китайца поставили затем перед студентами, чтобы он лидировал в пении. Мантры подхватили, и весь зал запел.
Вскоре последовали баджаны. Зал воодушевлено пел. Свами находился в хорошем расположении духа. Все время раскачивался и дирижировал платочком. Подозвал к себе преподавателя из 1-ого ряда, и, делая большие круговые движения, материализовал ему что-то (не было видно) и подарил. Бхакти взорвались аплодисментами. К концу даршана мне удалось наблюдать за его лицом и мимикой. Он был настолько умиротворен, настолько покоен, что сложилось впечатление, что он делает все эти движения -покачивания — скорее ради сидящих, чем для себя. Он пребывал в абсолютном умиротворении. Его медленные движения, многочасовое сидение в кресле. Мало разговоров и неподвижность — все говорило о внутреннем безмолвии и блаженстве, необусловленном происходящим.
После даршана я впал в некую прострацию — в пустую комнату без какого-либо звука. Полная тишина и желание побыть одному, сосредоточившись на образе Сатья Саи. Увы, это мне было не суждено. Толпы текли реками по дорожкам Ашрама. Хотел добыть немного вибхути, но тот же результат — многочасовое стояние в очереди сейчас словно сидеть на раскаленной плите.
Сегодня утром даршан был очень коротким. Баба прошелся по веранде, помахал рукой и ушел внутрь. Вообще говоря, люди, приходящие на даршан меня все больше разочаровывают. Это скорее жаждущие что-то урвать на халяву, нежели садхаки. Еще, что я понял — личное внимание Свами вовсе не является обязательным. До приезда, я считал важным — уловить взгляд, насытиться впечатлением. Теперь, когда Аватар недоступен и ни у кого, не то что письма не берет, близко не подходит — взаимодействие происходит иначе. В Ашраме создана такая атмосфера постоянного воспевания Бога, что ты невольно ей пропитываешься и несешь с собой этот заряд. Здесь баджаны, там — пуджа, везде служение и поклонение. Каждое действие пронизано святостью. Баба как генератор, задающий движение и направление.
Машину подогнали к домику и в окружении близких бхакт Свами влез в машину. Процессия началась. Баба несклько раз останавливался возле первой женской линии и отбирал индусок на беседу. Вскоре очередь достигла мужчин. Внезапно, где-то с десятого ряда выскочил человек и метеором понесся по головам. На первой линии перед ним внезапно выросло двое севадалов, но он благополучно достиг машины. Крикам возмущения вокруг не было предела. Я думал, что Саи его проигнорирует, но он молчаливо взял письмо того мужчины. Дурной пример заразителен. Авто приблизилось ко мне. Вдруг пространство передо мной и Бабой оказалось пустым. Ряды вскочили, и все что сидело, кинулось вперед, сминая под собой любую живность. Возникла потасовка, скорее похожая на драку. Те кто, не успел вовремя вскочить и понял, что делать это уже поздно, со всей силы дергали вниз, крича во все горло «Саи Рам!!!». Те брыкались и тоже кричали «Саи Рам!!!» Впереди возник конвой из севадалов, которые не имея возможности никак остановить толпу, хватали в охапку и пытались повалить на землю первую волну «атаки». Силы были неравны. Носители писем, сувениров для подписи, вещей для благословения в несколько секунд добрались до авто и полностью накрыли его. Вмиг машина сверху до низу была завалена судорожно дергающимися телами. Авто угрожающе накренилось. Паре — тройке мужчин удалось протиснуться в открытое окно и влезть в кабину водителя. Авто двигалось и тащило за собой винегрет из рук и ног.
Наконец, севадалы набрали критическую массу, и им удалось обрушить стену тел на землю. С криками и стонами люди рухнули на землю. «А на первой линии еще и небезопасно» — заметил мой сосед. Баба поправил прическу и процессия тронулась дальше. За минуту до потасовки мне удалось увидеть лицо Свами. Его глаза, казалось, светились, были наполнены нежностью и какой-то безысходностью. Баба был похож на усталую кошку, к которой лезут играться неразумные котята.
Сейчас его лицо совсем другое. Облик Свами известен преимущественно по фоткам 1970-х гг. Сегодня у него много морщин. Как говорит моя бабушка «брови домиком», что издали очень хорошо заметно. Щеки висят, что удлиняет его лицо. Однако корона волос осталась все такой же, и как он обещал, не поседела. Авто въехало на территорию студентов. Они по очереди медленно подходили к Бабе и размеренно вручали письма в машину. Картина гармонии, смирения и покоя была потрясающей. Выйдя из авто, Свами подошел к перилам. Зал ликовал. Оперевшись на перила, Баба сделал знаменитый жест, приветствуя собравшихся. Бхакты взвыли. Он прошел вдоль веранды, разглядывая толпу во все стороны. Затем вышел к преподавателям и врачам, собравшимся на веранде. С одними перебрасывался парой слов, у других — брал письма и записки. Один человек в белом медленно поднялся по лестнице на веранду и остановился в ожидании вдали. Свами тотчас его заметил и рукой подозвал к себе. Они обменялись фразами, и Свами взял письмо. Он также подошел к каждому, кто там был. У одного студента раскрыл письмо на месте и внимательно его прочитал. Вскоре окруженный почитателями он двинулся внутрь, к комнате для интервью. Не успел Свами скрыться из виду, как ползала встало и направилось к выходу. Мы просидели еще 1,5 часа. Зазвучали бхаджаны. Потом внезапно стали петь Арати. Свами меделно вышел, всех благословил и уехал. Времена меняются. Больше известности — много шелухи и показной преданности. Аватар уходит от нас, оставляя наедине с собой. Толпы жаждущих милостей окружили Ашрам.
Но чем их становится больше, тем дальше Свами. Он больше ничем не может нам помочь — только доставив нам послание, послание своей жизни, о том, куда и как идти, — остальное остается за нами. Сатья Саи здесь уже ни при чем. Это мой последний даршан. Завтра я буду уже в Гоа.
Присылайте свой рассказ
Мы собираем рассказы очевидцев и путешественников в ашрам. Для многих рассказы — возможность прикоснуться к живому опыту общения со Свами, приблизиться к нему. Поделитесь своей историей, присылайте рассказ в редакцию сайта по почте mail@sathyasai.ru.
Поделитесь с друзьями